Джокер - (англ. joker, букв. шутник) (спец.).
В нек-рых играх, преимущ. в покере, особая карта,
могущая заменять любую другую карту.
(«Толковый словарь Ушакова»).

Пока мы перебираемся через мелкую – всего лишь по колено Ольсену – реку, человек на том берегу снова берет гитару и начинает петь. Вот уж никогда бы не подумала, что он еще и на гитаре играет! Если, конечно, это действительно именно тот, о ком я думаю. Варяг несет меня, а его маленький загадочный спутник – оружие и щит Ольсена. А я слушаю песню, такую знакомую, но такую совершенно неуместную в этом запредельном месте, и чувствую, что моя голова очередной раз за последние сутки готовится подать в отставку: беспросветно черная ночь неизвестного мира, темный лес, почти неподвижная река, костер на дальнем берегу – как маяк, и совершенно неуместный здесь старый знакомец, поющий песню БГ. Фантасмагория с привкусом шизофрении!

- Здравствуй, моя смерть,
Я рад, что мы говорим на одном языке.
Мне часто нужен был кто-то, кому все равно,
Кто я сейчас,
Кто знает меня и откроет мне двери домой;
Учи меня в том, что может быть сказано мной.
Учи меня - слова безразличны, как нож.
А тот, кто хочет любви, беззащитен вдвойне,
И не зная тебя, движется словно впотьмах…

У него приятный голос – надо отдать ему должное. И да, это одна из моих любимых песен БГ. Следует признать, что всего несколько лет назад одним из кратчайших путей к моему сердцу было именно пение моих любимых песен. Да и сейчас, в общем-то, таким образом вполне можно завоевать мое доверие. Ну да, кому ж и знать мои мелкие слабости, как не ему?

- ..,Здравствуй, моя смерть, спасибо за то, что ты есть;
Мой торжественный город еще не проснулся от сна.
Пока мы здесь и есть еще время делать движенья любви,
Нужно оставить чистой тропу к роднику;
И кто-то ждет нас на том берегу,
Кто-то взглянет мне прямо в глаза,
Но я слышал песню, в ней пелось:
"Делай, что должен, и будь, что будет", -
Мне кажется, это удачный ответ на вопрос…

Мы выходим на берег. Человек у огня улыбается и кивает. Откладывает гитару.
- Вот вы и добрались…

Глупо было притворяться, что мы не знакомы. И тем невероятнее казалась мне эта встреча.

Когда-то, очень давно, в подростковом возрасте, я написала путаную, бестолковую и очень наивную сказку. В ней было много глупостей, много фантазий и много вранья. В качестве ее единственного достоинства можно назвать только то, что ее единственным настоящим, живым героем стало странное, загадочное и невероятно обаятельное существо, полуволк-получеловек. В него была безответно влюблена главная героиня сказки – пятнадцатилетняя девочка...

- Анга, - зову его полувопросительно-полуутвердительно. Все-таки мне слишком сложно поверить в происходящее.

- Тсс, - это невероятное существо заговорщицки мне подмигивает и прикладывает палец к губам. Смотрит на меня искоса, хитрющими глазами – как какой-нибудь рыжий лис, а вовсе не волк – хозяин леса.
- Ульви, - поправляет он меня, загадочно улыбаясь.

- Ульви? – переспрашиваю я. Память услужливо вытаскивает на поверхность одного из героев скандинавских преданий с похожим именем. – Волк?

Он кивает и продолжает как ни в чем не бывало.

– Но твоя память движется в верном направлении. Другое дело, что она нашла для себя весьма причудливую форму. Видишь ли, все было несколько иначе, - весело говорит он.

У него очень приятный глубокий голос, насмешливо-ироничный, богатый обертонами и полутонами, и невероятно выразительная мимика. Вот уж не знала, что моя детская фантазия повстречается мне столько лет спустя, да еще и будет обладать таким убийственно-соблазнительным обаянием. Да уж, моя пятнадцатилетняя героиня знала, в кого влюбляться без памяти!

А тем временем моя детская фантазия улыбается краешком рта, смотрит немного исподлобья, лукаво и испытующе, как будто ждет, что я вот-вот вспомню что-то такое, особенное, и радостно кинусь обниматься.

Но я пребываю в ступоре и полной растерянности. Мне нужно время, чтобы адаптироваться к новой ситуации.

Располагаемся у костра, викинг осторожно опускает меня на землю, протягиваем руки, греемся. Устраиваемся поудобнее. Теперь можно получше разглядеть это странное невероятное существо - нашего хозяина, пока он хлопочет у огня.

В отблесках огня я вижу его улыбку.

- … Я ждал тебя.

Он говорит это совсем иначе. Очень тихо и проникновенно, откуда-то из самой глубины. И у меня мурашки по телу от этого голоса.

Кажется, я что-то пропустила или забыла. Разглядываю его с удвоенным вниманием.

Насмешливый и очень внимательный взгляд серо-голубых глаз. На коротко остриженных золотистых волосах отблески огня. Среднего роста – лишь немного выше меня и гораздо ниже и уже в плечах высокорослого Ольсена. Подвижный и гибкий. На вид лет тридцать пять. Движения свободные, полурасслабленные, как у хищника на отдыхе. Видно, что он до краев наполнен первобытной звериной силой и может быть невероятно опасен. И еще сразу видно, что в этом странном, недружелюбном месте он чувствует себя как дома. Или действительно дома?

С моих губ невольно срывается глупый вопрос:
- Ну и кто ты на самом деле?

Долго смотрит на меня чуть искоса, изучающе. Как будто ответ на этот вопрос должна дать я сама. А потом доверительно так – как большой секрет - сообщает:

- Иногда – вот, например, сейчас – мне нравится делать вид, что я охотник. Хоть это ты помнишь, чудо мое? Можешь называть меня и Охотником тоже.

И кивает на несколько шкур, аккуратно сложенных неподалеку. Дескать, вот тебе доказательство.

После такого многозначительного ответа дальнейшие расспросы теряют смысл. Даже мне понятно: на кого тут можно охотиться! В таком-то месте!

Тем не менее, одет он действительно как охотник.

Одежда кожаная, сделанная вручную, видно, что очень удобная, добротная. Моя подростковая мечта в своем нынешнем облике напоминает куперовского Зверобоя. Весь из себя такой дикий, лесной. Все довольно натурально, по-настоящему. Тем более, что и в моей детской сказке он был обитателем лесной чащи. И в то же время у меня при взгляде на его внешний вид возникает ощущение некоторой нарочитой театральности, с которой он демонстрирует свою профессиональную принадлежность. Легкой такой показушности. В принципе все вполне убедительно. Как в спектакле с хорошо продуманными декорациями и костюмами. С полным погружением участников. Но насмешливые глаза выдают - как будто он просто с наслаждением играет любимую роль и только и ждет, когда же я его, наконец, раскушу, и мы вместе посмеемся над этой шуткой. И, если уж на то пошло, пластика этого существа тоже несколько не вписывается в образ, создаваемый костюмом: так может двигаться хищник на отдыхе, но никак не охотник.

Разглядывая его одежду, замечаю прикрепленный у пояса волчий хвост.

- Охотничий трофей, - поймав мой взгляд, не моргнув глазом, отвечает «Зверобой».

А сам хитро так смотрит: проверяет – верю я ему или нет, что сейчас он просто охотник.

Ага… Охотничий, значит, трофей. Ну-ну… А сама тем временем мучительно роюсь в памяти, пытаясь воскресить детали давнишней детской сказки, давно забытой, списанной на свалку. Несмотря на идиотский сюжет, было же там что-то важное, что-то по-настоящему значимое. То, что останется, если отбросить всю эту сказочную мишуру и шелуху.

Как ни странно, это ощущение подвоха, маскарада, совсем меня не настораживает и не отпугивает от него, а наоборот, воспринимается, как органичная часть общей картины. Заставляет активнее копаться в памяти, вороша даже не реальные события, а придуманные, когда-то очаровавшие меня яркие образы.

В общем-то, я даже согласна подыграть моему старому знакомому, называя его Ульви и Охотником. Хоть Зверобоем – как ему будет угодно.

Наблюдаю за ним. Ульви подбрасывает дрова в костер, наливает воду в котелок, бросает туда какие-то травы. Между делом перехватывает мой взгляд и обезоруживающе улыбается. Ни капли смущения. Напротив, в его глазах явственно читается: «Ну да! Ты забыла, у меня много любимых игр! И сейчас ты как раз принимаешь участие лишь в одной из них».

Тем временем этот ироничный «коллега» Натаниэля Бампо решает, что в его обязанности гостеприимного хозяина входит оказание мне первой медицинской помощи. Подходит, осматривает ногу, гладит, успокаивает боль, чем-то смазывает, накладывает повязку. Очень приятно, между прочим. А сам посверкивает смеющимися глазами, словно проверяя: раскусила я его или еще нет, и как бы приглашая вместе сыграть в пока непонятную мне игру. У меня с некоторым запозданием начинает зарождаться смутное сомнение в том, что передо мной – всего лишь герой моей детской сказки. Нет, не так: во мне начинает копошиться ощущение того, что «участие» в моей сказке – было всего лишь одной из его игр. Одной из многих, как и его нынешняя игра в охотника с древнескандинавским именем Ульви.

Потом, закончив с медицинской помощью, он встает, делает пару шагов в сторону Ольсена со словами:
- Теперь нужно позаботиться о тебе.
Подступает к викингу, устало севшему у огня и неподвижному как изваяние.

И тут у меня на глазах начинает разворачиваться еще одна пока совершенно не понятная мне история. Теперь наш лесной хозяин предельно серьезен и даже немного печален. Его голос становится проникновенным, тихим и напевным. Слушая его, почему-то подумала, что вот так, видимо, отпевают мертвых лучшие из плакальщиков:

- Оставь свои горести и тревоги, скиталец. Сними доспехи – они больше не нужны тебе, - и существо, прежде известное мне как герой моей детской сказки, заботливо помогает своему гостю избавиться от лишней тяжести. Ольсен остается в длинной холщовой, с вышивкой по вороту, рубахе навыпуск и штанах. И почему-то теперь он выглядит таким уязвимым, что у меня щемит сердце.

- … Дай я умою тебе лицо, - продолжает этот хтонический Охотник. Берет его за руку, как ребенка, ведет к ручью здесь же, рядом. Высоченный Ольсен послушно наклоняется к воде, опускается на колени, теперь их лица почти на одном уровне. Наш лесной хозяин смачивает тряпицу, бережно проводит по лицу воина.

- На вот, испей водицы, бродяга, - зачерпывает ковшом из ручья и подает ему. – Теперь все будет хорошо… хорошо. Я обещаю… Теперь все хорошо… Уже скоро… Совсем скоро. - Кладет руку ему на голову, гладит, как ребенка, который заблудился, долго плутал и вот теперь, наконец, нашел путь домой.

- Да, - тихо, с благодарностью отвечает Ольсен. – Да, господин… Я так устал.

И тот, кого меня так и подмывает назвать не Ульви, а Трикстером, Игроком, продолжает так же бережно, почти ласково:

- Конечно, устал, дружок. Ты проделал долгий путь. Садись вот сюда, поближе к огню. Грейся, бедолага. – накрывает его плечи одной из шкур. - Где ж тебя носило все это время? Сколько сражений, сколько побед, сколько пиров… Давным-давно…

От этого тихого, гипнотизирующего голоса меня пробирает насквозь. Осознаю, что теряю над собой контроль, и сознание мое начинает плавно соскальзывать, уплывать куда-то очень далеко, вместе с еле слышным убаюкивающим журчанием воды. И даже не спрашивая моего мнения по этому важному вопросу.

Тем временем Ульви переводит взгляд на меня и, отвечая на мой незаданный вопрос, произносит:

- Он – Потерянная душа. И ему пришло ему время вернуться. Смотри!
Осознание окружающего почти полностью исчезает. Я смотрю в пламя и вижу…

Очень давно… Ранняя весна… Подтаявший снег… Вечереет, солнце уже почти у горизонта… От земли идет пар… Ратное поле, на котором недавно закончилось сражение… Живых уже нет… Все, кто могли уйти, ушли… Над полем кружат вороны… И он, Ольсен, там, на этом поле. Вижу его лежащим на спине. Широко открытые глаза смотрят в небо. В груди дымится страшная дыра.

Не живой и не мертвый. Не здесь и не там, не с теми и не с этими.

С трудом отрываю взгляд от поля боя, возвращаюсь ощущениями в ночной лес, к костру и реке, перевожу глаза на моего спутника, с которым мы преодолели вместе долгую дорогу через лес. Он смотрит перед собой невидящим взглядом и беспомощно шепчет:

- Я не смог уйти, не смог.
И от этого шепота у меня мурашки по телу.

Сколько же времени он вот так: не здесь и не там? И что для него вообще значит время? Он старше меня на целую вечность. Целая вечность бесприютных скитаний. Потерянная душа. Каково это – быть потерянной душой? Если мне повезет, я никогда этого не узнаю.

Все, что могу сказать:
- Бедолага.
С трудом опираясь на больную ногу, приближаюсь к нему, сажусь рядом, вплотную, прижимаюсь лбом к плечу. Обеими руками вцепляюсь в него, словно пытаюсь удержать. Теплый, живой, настоящий. И теперь – совершенно беспомощный и беззащитный. И все-таки не здесь и не там.

Постепенно его начинает отпускать внутреннее напряжение, державшее долго-долго. Теперь от него веет умиротворением и покоем. Смотрю на него, сидящего с закрытыми глазами, и постепенно успокаиваюсь вместе с ним.

Все это время четвертый член нашей странной компании - маленький, укутавшийся в плащ с большим капюшоном - сидит на самой границе света и тени. Неподвижно, молча, словно изваяние. Мы ни разу не вспоминаем о нем, как будто его и нет.

Неправдоподобно скоро – всего за несколько часов - моя нога заживает: надо отдать должное врачебному искусству нашего странного хозяина. И мы готовимся двигаться дальше. Ульви, кем бы он ни был на самом деле, намерен нас сопровождать. Передать не могу, как меня это приободряет! По крайней мере, теперь я уверена, что хоть кто-то из нас точно знает дорогу.
В какой-то момент он наклоняется к моему уху и шепчет.
- Не переживай из-за клубка. Я помогу тебе вернуться, проведу назад.

От него пахнет диким зверем и лесом. И совсем не пахнет такими обычными человеческими запахами: костром, ароматным чаем, которым он нас угощает. Ничем человеческим не пахнет. Если бы я закрыла глаза и доверилась только своему обонянию, то вполне могла бы решить, что рядом со мной устроился на отдых сильное хищное животное. Тот самый волк, в облике которого я его когда-то придумала. Если действительно придумала, конечно.

Никакая это не игра. Ну, может, и игра, конечно, но не все. Ну да, масок-то у него может быть сколько угодно, но некоторые вещи остаются неизменными под любой личиной. Мне жутко и весело от моего маленького открытия. Кем бы он ни притворялся, от него всегда пахнет диким зверем и лесом. Откуда-то я это знаю. В какие бы игры он не играл, сочетание в одной плоти звериной и человеческой природы всегда будоражит мое воображение и заставляет ноздри раздуваться от возбуждения и восторга. Кстати, откуда взялось это словечко «всегда»? Как будто я действительно знаю его гораздо дольше, чем могу себе представить. И, похоже, гораздо, гораздо лучше, чем сама готова себе признаться.

Анга – все равно мне привычнее называть его именно так! - смотрит искоса, выжидательно и насмешливо. Как будто подманивает обещанием чудес и чужих загадок. Как будто между нами есть некая тайна, о которой он помнит, а я забыла. И я уже почти готова ее вспомнить. Весь такой из себя загадочный и вызывающий. Что же там было такое, черт возьми!? Мое любопытство взбудоражено до предела.

Наконец, отводит взгляд.
- Ладно, пора собираться.
Боже мой! Его сборы в дорогу – это отдельная, совершенно особая песня!

Содержимое якобы охотничьего макинтоша Ульви сводит меня с ума. Потому что, разыскивая в своей сумке что-то необходимое в предстоящем нам пути, он извлекает из нее на свет множество невероятных, несовместимых вещей, совершенно неуместных в это время и в этом месте и уж точно совсем не свойственных простому Охотнику - а-ля герой Фенимора Купера, под которого он продолжает косить. Среди обитателей его сумки попадаются как очень обыденные предметы из моего привычного Мира (водительское удостоверение на имя некоего «Ольвэ Ан», с донельзя официальным снимком моего непостижимого знакомца; плеер, сотовый телефон, наладонник, ключи от машины, пластиковая карточка), так и предметы довольно странные, экзотические (хрустальный шар, колода Таро, диковинная раковина, несколько подозрительных склянок, ладанка, явно языческого происходжения амулет, кельтский крест и египетский Анк). А еще матерчатая куколка-перчатка с волчьей головой, довольно старая и затертая. И еще много-много всякой всячины, часто не поддающейся определению. Среди того, что я еще успеваю разглядеть, когда Ульви вываливает все эти сокровища на траву у костра - крайне пафосный галстук-бабочка, лохматый клок серой шерсти (подозрительно похожей на волчью), маска для подводного плавания, детская погремушка, тоже довольно старая. Не считая того, что я не успеваю идентифицировать. Все это вместе своей нелепостью и несочетаемостью создает ощущение мишуры, декораций, театральных реквизитов для очередной игры. Или нескольких игр. И даже водительское удостоверение кажется не более реальным, чем запредельная шаманская игрушка.

Наконец мы отправляемся в дорогу и довольно долго идем через лес, который больше не кажется мне молчаливым и жутким. После пути, казавшегося бесконечным, деревья наконец-то расступаются. Мы выходим на открытое пространство.

Скалистый берег, небо затянуто тучами, серые тяжелые волны бьются о камни…. Холодные брызги долетают до нас, стоящих на утесе. И здесь, на берегу – сильный порывистый ветер. Впервые. Ветра не было раньше: ни когда мы шли через лес, ни до этого, в долине.

И здесь нас окружают всего лишь сумерки, а не кромешная тьма, как это было среди деревьев. Как будто бесконечная ночь наконец уже почти решилась уступить место рассвету, но так до конца и не определилась: делать это или нет. Над нами висят серые облака, сквозь которые пробивается рассеянный тусклый свет.
А на волнах у берега качается ладья.

Ольсен зачарованно смотрит на нее и улыбается. Кажется, я первый раз вижу его улыбку. Так улыбается человек после долгого-предолгого путешествия нашедший дорогу домой. Это еще не конец пути, нет. Но уже обещание возвращения.
Он собирается двинуться к ладье, но Анга делает резкий предостерегающий жест.

- Подожди.
Он переглядывается с маленьким молчаливым спутником Ольсена, лица которого я так и не видела. Существо в капюшоне, надвинутом на лицо, до сих пор остававшееся удивительно незаметным, теперь выступает вперед, указывает куда-то влево. Успеваю заметить, что наш ссутуленный спутник как будто начинает распрямляться и вырастать. А потом смотрю туда, куда он указывает. Там, довольно далеко, над лесом, появляется стая птиц, летящих в нашу сторону. Быстро становится заметно, что это очень большие птицы. Стая летающих хищников, с кожистыми крыльями, длинными острыми клювами. Похожие на карликовых птеродактилей. И они летят к нам. Жуткое зрелище, не предвещающее ничего хорошего.
Ульви вопросительно смотрит на существо в плаще, ставшее заметно выше и шире в плечах.
- Помощь нужна?
И получив в ответ уверенное отрицательное движение головой, оборачивается к нам с Ольсеном. Теперь в Ульви действительно гораздо больше от лесного хищника, чем от охотника - эта маска отброшена за ненадобностью. Он быстрым, сильным рывком хватает нас под руки и стремительно увлекает назад, в лес. Меня-то ладно, но этому непостижимому существу удается тащить за собой даже двухметрового викинга. Пробежав несколько шагов и оказавшись под сенью деревьев, падаем на землю. Бывший Охотник распластывается здесь же, справа от меня, прижимая к земле и не давая поднять голову. Шепчет в ухо тоном, не терпящим возражений:
- Тихо! Не будем мешать профессионалу! У нас своя работа, у него своя.
С некоторым запозданием я все-таки спрашиваю, стараясь говорит тише:
- Кто это?
- Гарпии. Есть вещи похуже, чем быть Потерянной душой… Они охотятся за ним, за Ольсеном… В лесу безопасно… А там, да еще и на свету мы как на ладони…

Ну, про «на свету» он, конечно, загнул: сумерки никак нельзя назвать «светом» при всем желании. Но по сравнению с полной темнотой леса, видимость, они, безусловно, улучшают.

Когда он так близко от меня, я снова чувствую, что от него пахнет лесом и зверем. И ни одного более-менее привычного человеческого запаха – как будто его человеческая внешность такая же маска, как и одежда охотника. Казалось бы, это должно меня напугать. Но нет. Как ни странно, рядом с этим существом я чувствую себя в полной безопасности. И даже более того. Что самое смешное, я бесконечно ему доверяю, как будто действительно знаю давным-давно, а не придумала его в детстве, чтобы утолить свое подростковое одиночество. Откуда что берется!

Мне все-таки удается чуть-чуть приподнять голову. Ровно на столько, чтобы сквозь сухую траву увидеть совсем уже близко подлетевшую хищную стаю.

Потом перевожу взгляд на того, кому предстояло нас от нее защищать. На нашего таинственного, вечно ссутуленного попутчика, такого маленького, такого незаметного, о котором так легко было забыть.

Теперь он стоял в свой полный, совсем не маленький рост и был, пожалуй, никак не ниже высоченного Ольсена. А то и на целую голову выше. И шире в плечах.

И вообще, если бы я не лежала сейчас на земле, я бы имела все основания потерять равновесие, увидев такое. Интересно, сколько раз мне еще предстоит удивиться за время этого странного путешествия?!

Не нужный больше плащ валяется на земле. У нашего защитника оказалось сильное, статное тело воина, выигравшего множество битв. И величественная осанка владыки, привыкшего повелевать. Обнаженные предплечья в широких браслетах, смуглая кожа, покрытая сложным вытатуированным рисунком. И голова зверя - с удлиненной мордой, остро торчащими ушами и совершенно нереальными глазами теплого медового цвета. Я вижу их, когда он на секунду обернулся, чтобы проверить, успели ли мы убраться в безопасное место.

В его руках появляется длинный меч с льдистым лезвием. Меч раскрывается множеством лучей, напоминая диковинный хищный зонт.

В следующую секунду Ульви снова прижимает мою голову к земле, так что я больше ничего не вижу, кроме травы у меня под носом. Его рука мягкая и тяжелая, как лапа хищного зверя. Ловлю себя на то, что невольно жду прикосновения когтей. Он отпускает меня, только когда битва уже закончена.

Несколько минут трачу на то, чтобы прийти в себя от удивления, хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Бывший Охотник, помогая мне встать, галантно подает руку и одаривает меня своей фирменной загадочно-ироничной усмешкой.

- Что, испугалась? А зря. Он – Хранитель душ, и еще какой! Нашему другу, - кивок в сторону Ольсена, - по большому ничего не угрожало.

- А зачем ты тогда и меня прикрывал? – настороженно интересуюсь на всякий случай. Вместо ответа мне достается очередная обаятельная улыбка и загадочный взгляд изподлобья:

- Ты слишком любопытная! И слишком легко идешь навстречу каждому встречному чуду. Прежде всего необходимо научиться осмотрительности в подобных вещах!

Мы оба оборачиваемся и смотрим на величественную фигуру Хранителя. Шакалоголовый слегка кивает Ульви. С невероятным достоинством и степенностью, как один владыка другому, равному ему. Опасности больше нет.

Мы снова выходим на берег.

Ладья все еще там, качается на волнах.

Ольсен один делает несколько шагов вперед. Оборачивается ко мне, чтобы проститься и отблагодарить. И я с удивлением вижу, что он с самого начала ни капли не сомневался, что я приведу его сюда. Более того, он уверен, что это именно я помогла ему оказаться здесь, а не наши спутники, без сомнения, гораздо более сведущие в подобных делах. Надо же! Если не я сама, то хоть кто-то другой уверен в том, что я все делаю правильно!

А еще я вижу в его глазах, что он уже не здесь. А там, в этой ладье. Или как там называются скандинавские плавсредства? Драккары? Никогда в этом не разбиралась. Белое полотнище паруса плещется на ветру.

Все сделано правильно. Так, как нужно. Теперь он свободен. И я свободна. Чувствую, как постепенно от меня самой отступает темная, удушающая волна печали, погнавшая меня в этот путь.

Ольсен быстро, почти бегом начинает спускаться по тропке, ведущей к воде. А, спустившись, решительно шагает навстречу волнам и плывет.

В несколько мощных гребков он добирается до ладьи, нос которой украшает позолоченная голова диковинного зверя. Гребцы помогают ему подняться на борт. А потом дружно налегают на весла.

Последний раз я вижу викинга, стоящим на палубе. Он улыбается и вскидывает руку жестом прощания и благодарности.

Мы трое стоим на берегу, смотрим вслед.

Когда же ладья исчезает из виду, я с трудом отвожу взгляд от воды.

- Вот и все, - Ульви говорит это так, как будто ставит точку в долгой-предолгой истории. Глядит на Хранителя, все еще сохраняющего свой невероятный облик. – Куда ты теперь?

Хранитель поворачивается ко мне и несколько секунд глядит на меня сверху вниз своими удивительными медовыми глазами. Смотрит спокойно и оценивающе. Потом поворачивается к Анге и важно, со значением, делает скупое движение головой в мою сторону. Я не понимаю, что происходит, но у меня такое ощущение, словно мне оказали невероятную честь.

Мой старый приятель удивленно вскидывает брови и оборачивается ко мне.

- Тебе крупно повезло. Он выбрал тебя в качестве своей следующей подопечной!

- Это что, означает, что я теперь тоже потерянная душа и за мной будут охотиться? – цепенея, спрашиваю я.

- Расслабься, - он беспечно улыбается, а взгляд его становится как у проказливого мальчишки. Дескать, «самое интересное я тебе все равно не расскажу!»
- Все в порядке. Хранитель сам выбирает себе подопечного. И это не обязательно Потерянная душа. Просто с Ольсеном так совпало. А на счет «охотиться»… Ммммм… думаю, тебе это не грозит. Но, знаешь ли, с нашим ремеслом ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. – Он выделяет голосом слово «нашим» - как же, как же, опять эти намеки на якобы наши особые отношения и нашу общую тайну.
- Тем более, что ты пока новичок. Так что это действительно наилучший вариант. Можешь считать это наградой за хорошо выполненную работу! – И подмигивает. Как будто он действительно все мне объяснил очень понятно и доходчиво.
– Не волнуйся, он не будет вмешиваться в твою жизнь, лезть с советами, доставать душещипательными разговорами за жизнь или светской беседой. Он вообще парень молчаливый, как ты могла заметить. Думаю, чаще всего ты даже не будешь ни замечать его, ни помнить о нем. Он просто будет где-то рядом и все. Да и мне, кстати, так спокойнее... Это также хорошо, как если бы я сам всюду с тобой ходил, только гораздо удобнее – у меня-то еще и другие дела есть!

И заразительно хохочет, как будто что-то очень смешное сказал. А я не знаю, что мне делать: радоваться очередной тайне, вильнувшей хвостом перед моим носом, или обидеться на то, что меня не спешат посвящать в правила этой игры, отделываясь туманными намеками и многозначительными взглядами.

Тем временем предмет нашего разговора успевает снова завернуться в плащ и принять свой прежний - неприметный и обманчиво хрупкий - облик. А потом и вовсе скрывается с глаз, слившись с темнотой леса, в который мы снова вступаем. дальше